"Об арестантских же ротах в России все наши, которые были там, говорили с ужасом и уверяли, что во всей России нет тяжелее места, как арестантские роты, и что в Сибири рай сравнительно с тамошней жизнью".
Ф. М. Достоевский, «Записки из Мёртвого дома», 1860—1862 гг.
Тюрьма для россиянина — это не просто слово, а целый мир, наполненный глубокими смыслами и многослойными переживаниями. Это место, где сталкиваются судьбы, где каждый день становится испытанием на прочность. В российском обществе тюремная система вызывает широкий спектр эмоций: от страха и осуждения до сочувствия и понимания.
За арестантскими стенами порой скрываются истории о выживании, надежде и внутренней борьбе. Это пространство, где человек сталкивается не только с внешними трудностями, но и с самим собой.
Арестантские роты были учреждены в России в 20-х гг. XIX столетия. Первоначально они представляли собой прообраз дисбатов. Отправляли туда за мелкие уголовные и политические преступления. Главное отличие от простых тюрем в том, что заключённый был обязан работать. Как правило арестанты мостили улицы, убирали мусор, ремонтировали переправы, разгружали обозы и т.д. Со временем, усмотрев экономическую выгоду от дармового труда, государство ввело арестантские роты и для гражданского населения.
В нашем крае они были сформированы в 60-х годах XIX века. Любопытно, что среди заключённых в пензенских арестантских ротах были и польские мятежники. В 1863 году на западных окраинах страны началось восстание против российской власти. Поляки активно давали отпор вооружённым силам империи и ратовали за независимость. Бунт удалось подавить, а всех причастных судили и в зависимости от строгости совершённого преступления отправили по разным «лагерям» государства. Часть поляков оказалась в Пензе.
Контингент был особый, даже можно сказать непокорный, с характером. Вот о чём Министерство внутренних дел в марте 1864 года в секретном циркуляре предупреждало пензенского губернатора Василия Александровского: «В одной из арестантских рот польские мятежники отказались с шумом и дерзостью подчиняться исполнению законного требования непосредственного начальства, явно выражая намерение совершить побег и, несмотря на все увещевания, упорствовали в неповиновении, а некоторые решились даже на открытое сопротивление и буйство».
Этапировали поляков частями и прибывали они порой чуть ли не в обносках. Так например, заведующий арестантским отделением подпоручик Рядин докладывал в губернское правление, о том, что у одного заключённого украли полушубок и ему не в чем ходить зимой, у другого совершенно нет постельного белья.
Далее начиналось размещение арестантов. Жили они в тюремных бараках и по закону предполагалось, что заключённые такого типа должны находиться отдельно от остальных. Однако, из-за переполненности камер, а также помещений совершенно непригодных для обитания, требование это зачастую не соблюдалось. Да и сами условия заключения идеальными назвать крайне трудно. Для примера, из рапорта начальника наровчатского тюремного отделения: «Две комнаты до такой степени сыры, что все принимаемые к осушению меры оказываются малодейственными; в особенности зимой комнаты эти делаются для жития почти совершенно неудобными и кроме сырости, от которой плесневеют стены, они чрезвычайно угарны». Или другой пример, отчёт от 28 ноября 1861 года: «Помещения в тюрьмах оказываются несоразмерными по числу арестантов; прачечные помещения причиняют сырость, бани устроены неудобно, ретирады же находятся внутри и не имеют вентиляции»4. Санитарные условия тоже оставляли желать лучшего – от этих самых ретирад – туалетов пахло так сильно, что запах нечистот доходил до дальних камер. К тому же в тюрьме водилась ещё и большая популяция крыс. Вредные зверьки даже прогрызли деревянный настил в амбаре и поедали там крупы.
Само же здание губернской тюрьмы в те очень далёкие годы выглядело так: «Построен вновь в 1838 году на 150 арестантов и состоит из 2-этажного каменного корпуса о 33 комнатах с каменными одноэтажными службами и таковою кругом всех строений оградой»6. К числу служебных зданий относили кухни, амбары, сараи, склады и т.п. Была ли пензенская тюрьма современной для своего времени? Ответ на этот вопрос могут дать другие остроги губернии. Возьмём, например, Чембар. Тамошний замок был намного новее и построили его в 1856 году. Имелось 38 камер и, в отличие от пензенских, отличались они большей просторностью. Впрочем, даже при таких, как сказано в отчётах, более-менее комфортных условиях, многие требования по содержанию заключённых игнорировались. Директор губернского попечительского о тюрьмах комитета, подполковник Шторх докладывал: «Несмотря на достаточное число камер, прочие остаются незанятыми, вероятно для того, чтобы не отапливать и освещать лишние комнаты». Т.е., руководство некоторых тюрем на «коммуналке» старалось экономить
.
Вообще, арестантам приходилось тяжко. О чём, к примеру, докладывал президент общества попечительского о тюрьмах комитета: «Во многих тюремных замках военные арестанты содержатся несравненно хуже арестантов гражданского ведомства. Терпя скудость в продовольствии, военные арестанты не снабжаются даже постельными принадлежностями, а в некоторых тюрьмах спят на голых нарах и полу».
Не отличалось большим разнообразием и пропитание осуждённых. В основном рацион состоял из круп и овощей, среди которых преобладала в значительном количестве капуста. Под неё даже вырыли отдельный погреб. Дополнительно на каждого арестанта выделялось по 15 копеек в месяц. Эти деньги шли на, цитата: «соль и приварок». Кухонный инвентарь также был не самым лучшим. Питались заключённые из деревянных мисок деревянными ложками. Состояние сих приборов было удручающим. Из рапорта смотрителя пензенского тюремного замка: «по неимению в замке помещения посуда большей частью стоит на дворе и от солнечного зноя рассыпается так, что без вторичного исправления негодна бывает на употребление.
Впрочем, не всё так печально было при арестантских ротах. В частности, с начала 60-х годов XIX века начали улучшать вещевое снабжение, а именно: дешёвое крестьянское сукно стали заменять фабричным – более качественным и крепким. Летом заключённым были положены фуражка суконная, галстук с манишкой, две рубахи, куртка, брюки, одна пара полусапожек. Зимой к этому списку добавлялись две пары рукавиц, суконные портянки и бараний полушубок. Кстати, бывало, что именно в тюремной униформе осуждённые и выходили на свободу. «Одежду, в которой присылаются арестанты на срок свыше двух лет, продавать с публичного торга и вырученные деньги обращать в ротные экономические суммы», - говорилось в приказе заведующего арестантскими ротами.
Стоит отметить, что в арестантских ротах царила крайне строгая дисциплина. Даже за незначительные проступки осуждённого водворяли в тёмную камеру с лишением горячей пищи от двух до четырёх дней, в более тяжёлых случаях следовало до 30 ударов розгами, крайняя мера – военный суд, который мог увеличить срок заключения и даже приговорить к каторге. С другой стороны, если заключённый не имеет взысканий, отличается примерным поведением и усердием при работах, то мог выйти, выражаясь современным языком, по УДО. На этот счёт имеется документ: «Десять месяцев пребывания в отряде считаются за целый год, и на сём основании сокращается время, назначенное по суду». Более того, в некоторых случаях исправляющегося заключённого могли даже допускать к надзору во время работ за другими арестантами.
Кстати, о работах – как обязательном условии отбывания наказания. Делились они на две категории: внутренние (домашние) и внешние (публичные). Последние проходили на городских улицах и включали в себя земляные и мостовые работы, работы в мастерских, а также на зданиях и сооружениях частных и казённых. По факту заключённые трудились на благоустройстве лермонтовского сквера, ремонте дорог в центре Пензы, а также меняли мостовую на Базарной площади. Труд был тяжёлым. Начинался с самого утра и заканчивался вечером. Домашние работы были гораздо легче. Заключались они в уборке помещений и тюремного двора, шитье, ремонту одежды и обуви, некоторое время стирке белья. Попасть на домашние работы мог далеко не каждый. Брали туда только из категории исправляющихся осуждённых. Правда, в качестве исключения на внутренние работы назначили и польских мятежников. Сделано это было для того, чтобы они не пересекались с прохожими и не агитировали их своими революционными умонастроениями. К слову, беседовать с обывателями, в принципе запрещалось: «Устранять всякую возможность вредного влияния на местных жителей, чтобы арестанты во время работ не имели никакого сообщения с жителями и не вели с ними других разговоров, как только относящихся до предмета работ». Под страхом строгого наказания не разрешалось беседовать по душам даже с конвойными.
Впрочем, несмотря на всю строгость, некоторые нарушения в тюрьме всё-таки происходили. В частности, при обысках в камерах сотрудники режимного учреждения находили запрещённые орудия и вещи. В документах даже сказано, что некоторые из них были сделаны именно для побегов. А помимо этого, пользуясь невнимательностью часовых, осуждённые нередко бегали в соседний женский барак. В 1865 году арестантские отделения в Пензенской губернии расформировали и оставшихся заключённых перевели в разряд обыкновенных сидельцев. Кстати, позднее режим в тюрьмах заметно смягчился.
«Тунеядство лиц, содержащихся в тюремном помещении доходит до невероятных размеров. Они, сидя в комнате, сложа руки, отказываются даже поработать в саду. Они говорят, что закон их освобождает от работы, а в случае принуждения будут жаловаться прокурорскому надзору», - сетовали в местной прессе.
Но контингент по-прежнему светскими манерами не блистал. Например, один из заключённых сидел за расчленение человека. Осуждённый убил крестьянина и из его сала сварил свечу, которая, по его мнению, делала преступника невидимым во время краж. Другим «постояльцем» являлся завсегдатай таких мест – сидевший по тюрьмам ещё с 14 лет вор. Он даже поставил своеобразный рекорд. Как-то выйдя из тюрьмы, провёл на воле всего несколько часов. В день освобождения обворовал базарный амбар и следом отправился ждать решения суда. Кстати, преступник был довольно дерзким. Во время инспекции тюрьмы нахамил главе региона: «Этот молодой человек на замечания губернатора о низости его поступков и увещевания возвратиться на добрый путь, с нахальством отвечал, что ему и так хорошо и он не отстанет от своего ремесла».
В общем, такой была жизнь в пензенской тюрьме эпохи арестантских отделений – тяжёлой, суровой, где-то даже опасной и мучительно угнетающей. Поэтому недаром Ф.М. Достоевский, как человек, сам сидевший, и говорил, что даже «зоны» в Сибири покажутся раем по сравнению с отбыванием наказания в арестантских ротах.
Ф. М. Достоевский, «Записки из Мёртвого дома», 1860—1862 гг.
Тюрьма для россиянина — это не просто слово, а целый мир, наполненный глубокими смыслами и многослойными переживаниями. Это место, где сталкиваются судьбы, где каждый день становится испытанием на прочность. В российском обществе тюремная система вызывает широкий спектр эмоций: от страха и осуждения до сочувствия и понимания.
За арестантскими стенами порой скрываются истории о выживании, надежде и внутренней борьбе. Это пространство, где человек сталкивается не только с внешними трудностями, но и с самим собой.
Арестантские роты были учреждены в России в 20-х гг. XIX столетия. Первоначально они представляли собой прообраз дисбатов. Отправляли туда за мелкие уголовные и политические преступления. Главное отличие от простых тюрем в том, что заключённый был обязан работать. Как правило арестанты мостили улицы, убирали мусор, ремонтировали переправы, разгружали обозы и т.д. Со временем, усмотрев экономическую выгоду от дармового труда, государство ввело арестантские роты и для гражданского населения.
В нашем крае они были сформированы в 60-х годах XIX века. Любопытно, что среди заключённых в пензенских арестантских ротах были и польские мятежники. В 1863 году на западных окраинах страны началось восстание против российской власти. Поляки активно давали отпор вооружённым силам империи и ратовали за независимость. Бунт удалось подавить, а всех причастных судили и в зависимости от строгости совершённого преступления отправили по разным «лагерям» государства. Часть поляков оказалась в Пензе.
Контингент был особый, даже можно сказать непокорный, с характером. Вот о чём Министерство внутренних дел в марте 1864 года в секретном циркуляре предупреждало пензенского губернатора Василия Александровского: «В одной из арестантских рот польские мятежники отказались с шумом и дерзостью подчиняться исполнению законного требования непосредственного начальства, явно выражая намерение совершить побег и, несмотря на все увещевания, упорствовали в неповиновении, а некоторые решились даже на открытое сопротивление и буйство».
Этапировали поляков частями и прибывали они порой чуть ли не в обносках. Так например, заведующий арестантским отделением подпоручик Рядин докладывал в губернское правление, о том, что у одного заключённого украли полушубок и ему не в чем ходить зимой, у другого совершенно нет постельного белья.
Далее начиналось размещение арестантов. Жили они в тюремных бараках и по закону предполагалось, что заключённые такого типа должны находиться отдельно от остальных. Однако, из-за переполненности камер, а также помещений совершенно непригодных для обитания, требование это зачастую не соблюдалось. Да и сами условия заключения идеальными назвать крайне трудно. Для примера, из рапорта начальника наровчатского тюремного отделения: «Две комнаты до такой степени сыры, что все принимаемые к осушению меры оказываются малодейственными; в особенности зимой комнаты эти делаются для жития почти совершенно неудобными и кроме сырости, от которой плесневеют стены, они чрезвычайно угарны». Или другой пример, отчёт от 28 ноября 1861 года: «Помещения в тюрьмах оказываются несоразмерными по числу арестантов; прачечные помещения причиняют сырость, бани устроены неудобно, ретирады же находятся внутри и не имеют вентиляции»4. Санитарные условия тоже оставляли желать лучшего – от этих самых ретирад – туалетов пахло так сильно, что запах нечистот доходил до дальних камер. К тому же в тюрьме водилась ещё и большая популяция крыс. Вредные зверьки даже прогрызли деревянный настил в амбаре и поедали там крупы.
Само же здание губернской тюрьмы в те очень далёкие годы выглядело так: «Построен вновь в 1838 году на 150 арестантов и состоит из 2-этажного каменного корпуса о 33 комнатах с каменными одноэтажными службами и таковою кругом всех строений оградой»6. К числу служебных зданий относили кухни, амбары, сараи, склады и т.п. Была ли пензенская тюрьма современной для своего времени? Ответ на этот вопрос могут дать другие остроги губернии. Возьмём, например, Чембар. Тамошний замок был намного новее и построили его в 1856 году. Имелось 38 камер и, в отличие от пензенских, отличались они большей просторностью. Впрочем, даже при таких, как сказано в отчётах, более-менее комфортных условиях, многие требования по содержанию заключённых игнорировались. Директор губернского попечительского о тюрьмах комитета, подполковник Шторх докладывал: «Несмотря на достаточное число камер, прочие остаются незанятыми, вероятно для того, чтобы не отапливать и освещать лишние комнаты». Т.е., руководство некоторых тюрем на «коммуналке» старалось экономить
.
Вообще, арестантам приходилось тяжко. О чём, к примеру, докладывал президент общества попечительского о тюрьмах комитета: «Во многих тюремных замках военные арестанты содержатся несравненно хуже арестантов гражданского ведомства. Терпя скудость в продовольствии, военные арестанты не снабжаются даже постельными принадлежностями, а в некоторых тюрьмах спят на голых нарах и полу».
Не отличалось большим разнообразием и пропитание осуждённых. В основном рацион состоял из круп и овощей, среди которых преобладала в значительном количестве капуста. Под неё даже вырыли отдельный погреб. Дополнительно на каждого арестанта выделялось по 15 копеек в месяц. Эти деньги шли на, цитата: «соль и приварок». Кухонный инвентарь также был не самым лучшим. Питались заключённые из деревянных мисок деревянными ложками. Состояние сих приборов было удручающим. Из рапорта смотрителя пензенского тюремного замка: «по неимению в замке помещения посуда большей частью стоит на дворе и от солнечного зноя рассыпается так, что без вторичного исправления негодна бывает на употребление.
Впрочем, не всё так печально было при арестантских ротах. В частности, с начала 60-х годов XIX века начали улучшать вещевое снабжение, а именно: дешёвое крестьянское сукно стали заменять фабричным – более качественным и крепким. Летом заключённым были положены фуражка суконная, галстук с манишкой, две рубахи, куртка, брюки, одна пара полусапожек. Зимой к этому списку добавлялись две пары рукавиц, суконные портянки и бараний полушубок. Кстати, бывало, что именно в тюремной униформе осуждённые и выходили на свободу. «Одежду, в которой присылаются арестанты на срок свыше двух лет, продавать с публичного торга и вырученные деньги обращать в ротные экономические суммы», - говорилось в приказе заведующего арестантскими ротами.
Стоит отметить, что в арестантских ротах царила крайне строгая дисциплина. Даже за незначительные проступки осуждённого водворяли в тёмную камеру с лишением горячей пищи от двух до четырёх дней, в более тяжёлых случаях следовало до 30 ударов розгами, крайняя мера – военный суд, который мог увеличить срок заключения и даже приговорить к каторге. С другой стороны, если заключённый не имеет взысканий, отличается примерным поведением и усердием при работах, то мог выйти, выражаясь современным языком, по УДО. На этот счёт имеется документ: «Десять месяцев пребывания в отряде считаются за целый год, и на сём основании сокращается время, назначенное по суду». Более того, в некоторых случаях исправляющегося заключённого могли даже допускать к надзору во время работ за другими арестантами.
Кстати, о работах – как обязательном условии отбывания наказания. Делились они на две категории: внутренние (домашние) и внешние (публичные). Последние проходили на городских улицах и включали в себя земляные и мостовые работы, работы в мастерских, а также на зданиях и сооружениях частных и казённых. По факту заключённые трудились на благоустройстве лермонтовского сквера, ремонте дорог в центре Пензы, а также меняли мостовую на Базарной площади. Труд был тяжёлым. Начинался с самого утра и заканчивался вечером. Домашние работы были гораздо легче. Заключались они в уборке помещений и тюремного двора, шитье, ремонту одежды и обуви, некоторое время стирке белья. Попасть на домашние работы мог далеко не каждый. Брали туда только из категории исправляющихся осуждённых. Правда, в качестве исключения на внутренние работы назначили и польских мятежников. Сделано это было для того, чтобы они не пересекались с прохожими и не агитировали их своими революционными умонастроениями. К слову, беседовать с обывателями, в принципе запрещалось: «Устранять всякую возможность вредного влияния на местных жителей, чтобы арестанты во время работ не имели никакого сообщения с жителями и не вели с ними других разговоров, как только относящихся до предмета работ». Под страхом строгого наказания не разрешалось беседовать по душам даже с конвойными.
Впрочем, несмотря на всю строгость, некоторые нарушения в тюрьме всё-таки происходили. В частности, при обысках в камерах сотрудники режимного учреждения находили запрещённые орудия и вещи. В документах даже сказано, что некоторые из них были сделаны именно для побегов. А помимо этого, пользуясь невнимательностью часовых, осуждённые нередко бегали в соседний женский барак. В 1865 году арестантские отделения в Пензенской губернии расформировали и оставшихся заключённых перевели в разряд обыкновенных сидельцев. Кстати, позднее режим в тюрьмах заметно смягчился.
«Тунеядство лиц, содержащихся в тюремном помещении доходит до невероятных размеров. Они, сидя в комнате, сложа руки, отказываются даже поработать в саду. Они говорят, что закон их освобождает от работы, а в случае принуждения будут жаловаться прокурорскому надзору», - сетовали в местной прессе.
Но контингент по-прежнему светскими манерами не блистал. Например, один из заключённых сидел за расчленение человека. Осуждённый убил крестьянина и из его сала сварил свечу, которая, по его мнению, делала преступника невидимым во время краж. Другим «постояльцем» являлся завсегдатай таких мест – сидевший по тюрьмам ещё с 14 лет вор. Он даже поставил своеобразный рекорд. Как-то выйдя из тюрьмы, провёл на воле всего несколько часов. В день освобождения обворовал базарный амбар и следом отправился ждать решения суда. Кстати, преступник был довольно дерзким. Во время инспекции тюрьмы нахамил главе региона: «Этот молодой человек на замечания губернатора о низости его поступков и увещевания возвратиться на добрый путь, с нахальством отвечал, что ему и так хорошо и он не отстанет от своего ремесла».
В общем, такой была жизнь в пензенской тюрьме эпохи арестантских отделений – тяжёлой, суровой, где-то даже опасной и мучительно угнетающей. Поэтому недаром Ф.М. Достоевский, как человек, сам сидевший, и говорил, что даже «зоны» в Сибири покажутся раем по сравнению с отбыванием наказания в арестантских ротах.
